Процент излечений при лучевой терапии и сочетании лучевой терапии с химиотерапией

Процент излечений при лучевой терапии и сочетании лучевой терапии с химиотерапией значительно ниже, чем при хирургическом лечении. Однако при так называемом консервативном лечении ремиссия достигается почти всегда, а летальности в связи с лечением практически нет.

Хирургическое и комбинированное лечение рака этой локализации дает до 20—25% летальности, и никому не предоставлено право решить за больного, что он хочет выбрать — 25% риск погибнуть в самое ближайшее время или прожить 1—1 1/2 года в сносных условиях без гастростомы после хорошо проведенной лучевой терапии. Если учесть, что после чисто хирургического лечения длительно живут не более 20% перенесших операцию, а после комбинированного лечения, занимающего несколько месяцев (включая этапы восстановления пищевода), не более 30—35%, то этот вопрос встает еще более остро.

Многие хирурги, увлекаясь доказательствами эффективности разработанных ими методов лечения, ведут расчет выживших 5 лет и более, исходной цифрой считая число больных, перенесших операцию. Для сравнения с эффективностью консервативных методов лечения, как не раз подчеркивал акад. Н. Н. Блохин, необходимо вести расчет исходя из числа обратившихся за лечением.

При таком подходе к этому вопросу преимущества хирургического метода выглядят не столь ярко, как это кажется на первый взгляд. Здесь надо проявить врачебный разум и принимать решение не за своего больного, а вместе с ним. Эту точку зрения разделяют не все специалисты. С. С. Юдин, например, писал, что врач не имеет права перекладывать решение на плечи больного.

Мы полагаем, что С. С. Юдин исходил из позиций хирурга, имеющего в основном дело с ургентными больными. При прободной язве, завороте, остром перитоните, вопервых, нет выбора; без операции летальный исход неизбежен. Вовторых, нет времени на длительные беседы и ожидание прихода родственников больного, а состояние пациента обычно лишает его возможности спокойно и здраво обсудить с врачом перспективы болезни. Поэтому в таких случаях С. С. Юдин совершенно прав: хирург обязан взять на себя всю полноту ответственности, а от больного только получить формальное согласие на операцию.

Конечно, и в онкологии есть немало вариантов заболевания злокачественными новообразованиями, когда альтернатива ясна и несомненна: радикальное лечение или смерть. Так обстоит дело, например, при операбельном раке желудка.

Однако и в подобных случаях решение вопроса о применении относительно опасного для жизни метода лечения выглядит иначе, чем в общей, особенно в экстренной, хирургии. Послеоперационная летальность при больших операциях на легких, прямой кишке, желудке, пищеводе, почке еще далеко не полностью преодолена и продолжает, несмотря на все наши усилия, стабильно оставаться довольно высокой.

Кроме того, при самом тщательном выполнении операции с соблюдением всех принципов онкологической хирургии и даже при правильно проведенном комбинированном или комплексном лечении никто не гарантирован от появления метастазов в ближайшие месяцы.

При раке желудка III стадии только 30—35% оперированных переживают 5 лет. Если число умерших в эти сроки принять за 100%, то почти 50% из них умирают в течение первых двух лет, причем основная часть в первый год. Таким образом, у части успешно оперированных больных средний срок жизни почти не превышает среднего срока жизни неоперированных больных раком желудка.

Из этого следует, что решение вопроса об операции при раке желудка совсем непростое и требует учета всех жизненных обстоятельств данного человека и обсуждения этих обстоятельств с родственниками и близкими больного.


«Диагностические и тактические ошибки в онкологии»,
Ю.Я.Грицман