Мы находимся в детском отделении большого родильного дома в Восточной Европе, где несколько дюжин новорожденных детей уложены бок о бок, все завёрнуты в пелёнки, регулярно, в точное время, сестра в маске, добросовестно следуя заведённому порядку, приходит забрать один из свёрточков – наступило время кормления.
Этот опыт оставил у меня ощущение, что что-то неправильно. Я чувствовал, что эти дети в опасности. Я знал, что эти новорожденные младенцы уже начинают терять тот импульс, который заставляет нас бороться, бороться за жизнь. Это знание пришло ко мне не от чтения книг, не от какого-то процесса размышления. Оно пришло более прямым путём, через эмоции. А переживание эмоций – путь узнавания.
После возвращения из своей поездки в конце 70-х годов я не мог перестать думать о детях в том питомнике. Я спрашивал себя, какие убеждения, какие теории, какие принципы могли бы дать возможность объяснить, почему те дети были отделены от своих матерей, познавая таким образом, что бесполезно кричать, бесполезно чего-либо просить, бесполезно вообще как-либо выражать свои нужды?
На первый взгляд это делалось во имя науки, те дети были доверены медицине, которая считает себя научной, наука учила нас, что микробы опасны, и высчитывала питательные потребности детей. Поэтому, во имя науки, тех детей защищали от семейных микробов и в то же время гарантировали идеальное количество пищи.
«Первичное здоровье», Мишель Оден
