Частный случай (Больной 17 лет)

Больному к моменту обследования 17 лет. Его отцу 60 лет; находится в заключении. Машинист железнодорожного поезда, по характеру вспыльчивый, раздражительный, в последние годы злоупотреблял алкоголем. К детям относился хорошо, очень любил свою жену, но болезненно ревновал ее, считая, что когда он уезжает в многодневные рейсы, она ему изменяет. Мать — сезонная рабочая лесоруб, в летние месяцы работала в лесу и по нескольку месяцев практически не бывала дома. По характеру веселая, настойчивая, много внимания уделяла детям. Брату больного 22 года, здоров; в настоящее время служит в армии. Сестре больного 14 лет, здорова, по характеру робкая, застенчивая, «все близко принимает к сердцу», учится хорошо.

Когда больному было 7 лет, а матери 40 лет, отец из-за ревности убил ее и был приговорен к 15 годам тюремного заключения. Дети (больной, его 12-летний брат и 4летняя сестра) были определены на воспитание в детский дом, в котором больной вместе с сестрой находится по настоящее время.

Родился от благополучно протекавшей беременности и нормальных родов, раннее развитие без особенностей. В грудном возрасте — частая рвота, сильный диатез, затем заболел тяжелой диспепсией, «сутками лежал пластом, будто умер», как отмечал педиатр. В 3— 5-летнем возрасте перенес корь, ветряную оспу, скарлатину. С раннего детства наблюдался у урологов в связи с врожденной тотальной эписпадией.

До школы находился в детских коллективах, жалоб на него не было, однако мальчик был труден: из-за эписпадии от него постоянно пахло мочой, дети над ним посмеивались, ребенок плакал, сторонился детей, играл только в такие игры, которые не требовали общения с другими детьми.

Был очень привязан к отцу и матери, с нетерпением ожидал, когда они смогут забрать его из детского сада. В школе с 7 лет, учился всегда хорошо, был усидчив, много времени проводил за учебниками: «Здоровые мальчишки бегали, а мне бегать нельзя, вот и книжки читал, уроки готовил». Начало обучения в школе совпало с трагедией в семье: о том, что отец убил мать, узнал, придя из школы (учился тогда в 1-м классе), «ноги подкосились, дыхание перехватило, стал думать, что же с нами будет».

Соседи на время похорон и суда забрали к себе мальчика, его сестру и брата, в течение нескольких месяцев дети жили у разных людей, пока их не устроили в детский дом. Ребенок очень переживал все эти события, на суде плакал, просил не осуждать отца.

Стыдился того, что отец в тюрьме. Сторонился сверстников, старался никому не показывать своего униженного состояния, благодарил соседей за то, что те приютили детей и хлопочут об определении их в детский дом. Мальчик часто плакал, появлялись мысли о самоубийстве: «Кому я теперь нужен? Ухаживать за мной некому, а врачи удачно операцию все никак не могут сделать». Ночами вздрагивал, вскакивал, снились родители, казалось, что за мальчиком кто-то гонится, а он убегает от погони, падает вниз и т. д. Подобные сновидения с годами становились реже, но и сейчас бывают (особенно если вспоминаются родители). В это же время часто болела голова, был раздражительным, легко уставал. Подобное состояние продолжалось около года.

Во 2-й класс пошел в новой школе при детском доме, постепенно привык к новой среде, но привыкал с трудом, не мог найти себе товарищей. Много читал, любил смотреть телевизор, но всегда старался быть один из-за того, что стыдился дурного запаха, исходившего от него. Очень тянулся к детям, радовался, если ктонибудь к нему хорошо относился. Постепенно становился недоверчивым («Мальчишки много раз меня обманывали, а я им верил. Да и взрослые наобещают, а потом не выполняют. Никто мне толком и не помогал — почему же я должен всем верить?, — «Здоровый больного не поймет, у них разные заботы и мысли»), скрытным, постоянно чувствовал свое одиночество.

Проводил свободное время с братом и сестрой, читал им книги, утешал их, помогал. «Все время, что помню себя, жил с надеждой, что врачи меня удачно прооперируют, и я избавлюсь от своей болезни. Поэтому с нетерпением ждал, когда меня положат в больницу». Находясь в больнице, как правило, чувствовал себя лучше, чем в детском доме: «В больнице все больны, почти у всех такие же нарушения, как у меня, а в детском доме все здоровые, один я, как белая ворона».

Однако каждое неудачное оперативное вмешательство и неэффективная госпитализация только усиливали чувство отчаяния, казался себе таким несчастным и заброшенным, как никто в мире: из-за этого втихомолку плакал, стремился проводить время один, на людях же старался казаться жизнерадостным, смелым и довольным, «а у самого на душе было тошно». Мечтал стать шофером или летчиком, чтобы больше ездить, много видеть, общаться с разными людьми. Любил природу, животных. Другим занятиям предпочитал чтение, любил что-нибудь конструировать. Но всегда думал об одном: самое главное — стать здоровым.

В 12—15-летнем возрасте был робким, сдержанным, боязливым, «забитым», обостренно чувствовал свою неполноценность. В коллективе был незаметен, жил насыщенной внутренней жизнью: много читал, размышлял, иногда сам писал о том, что видел. Все чаще ухудшалось настроение — не только в результате насмешек и подозрительных взглядов сверстников, не только из-за ощущения своей инвалидности и невозможности незаметно находиться в людных местах, в помещении и т. д., но иногда и без видимой причины.

Когда становилось плохо, плакал, ночью снились мать и отец, часто вспоминал родительский дом; все, что напоминало о семье и доме, умиляло, вызывало слезы. «Жалел себя, жалел всех больных. Плакал, если видел фильм о больных». Считал себя слабовольным, нерешительным, чрезмерно застенчивым. В детском доме стремился быть незаметным, особенно боялся людей, которые смогут над ним посмеяться или обидеть чем-либо. Любил фантазировать о том, как в результате сложной операции он полностью выздоровеет, станет летчиком или путешественником, будет выступать перед людьми, часто ходить в кино, купаться в реке.

В 14—15-летнем возрасте у пациента появился интерес к девочкам, исподтишка подолгу разглядывал их, старался обратить на себя их внимание, но очень боялся, что девочки будут над ним смеяться, морщить нос из-за постоянного запаха мочи, который от него исходил. Мечтал об идеальной дружбе. Однако все эти переживания только усугубляли состояние больного, усиливая в нем чувство неполноценности и отчаяния («иногда даже думал о самоубийстве»).

В 15 лет приехал в Москву и был госпитализирован в урологическое отделение. «Сбылась моя мечта стать здоровым. Ехал в Москву — как на крыльях летел». Находясь в отделении, чувствовал себя «среди своих, вокруг были такие же больные, а некоторые — еще более несчастные». С нетерпением ждал операции. В отделении помогал персоналу, ухаживал за послеоперационными больными. Операцию пластики шейки мочевого пузыря перенес хорошо, после операции бодрился, с нетерпением ждал момента, когда снимут швы.

Обрадовался, обнаружив, что моча — впервые в жизни — не изливается бесконтрольно наружу, а идет через мочеиспускательный канал. Улучшилось настроение, сон стал более спокойным. Однако вскоре убедился, что у него еще имеется ночное недержание мочи, хотя днем мочеиспускание нормальное. Очень переживал энурез, хотя понимал, что он носит временный характер и обусловлен медленной ликвидацией анатомического дефекта.

В 16-летнем возрасте, когда пациент вновь находился в больнице, состояние его оставалось прежним: ночное недержание мочи сохранялось, личностные особенности качественно не изменились, хотя внешне мальчик стал более жизнерадостным, активным, общительным. Часто вспоминал мать, сожалел, что она не видит его здоровым. Об отце старался не вспоминать и не переписывался с ним: «Он убийца и всю жизнь нашей семье исковеркал». Остается по-прежнему застенчивым, депримированным; ощущение своей несчастности сохраняется. Доволен, что моча днем не вытекает бесконтрольно, но переживает ночное недержание мочи. От когото узнал, что у таких больных, как он, не бывает детей, и решил, что не сможет жениться. Очень расстроился, плакал, возникали мысли о самоубийстве.

Мальчику проведено 6 сеансов внушения в сомнолентном состоянии, внушались формулы покоя, пробуждение при позыве на мочеиспускание, уверенность и бодрость. Проведено несколько сеансов внушения в бодрствующем состоянии и рациональная психотерапия. После этого больной несколько успокоился, настроение выровнялось, однако тревожность сохранялась.

В 17 лет юноша попрежнему повышенно внушаем, одновременно с этим чрезмерно робок, нерешителен, угодлив, насторожен, как будто постоянно боится, что его обидят. Мальчик обнаруживает большой запас знаний, почерпнутый в основном из книг, но в то же время отмечается некоторая простодушность, несамостоятельность, неумение постоять за себя.

Лидерских свойств нет: «Командовать не хочу и не умею. Чтобы хорошо командовать, нужно обижать других, а я не могу — совесть не позволяет». Повышенно жалостлив, сентиментален, нет твердости, считает себя слабовольным, легко отвлекаемым: «Захотелось — всегда сделаю, а если чтото неинтересно — стараюсь не делать». С тревогой думает о ближайшем будущем, о том, как он вернется в детский дом, что с ним будет в дальнейшем. Беспокоится за свою сестру («Не обижают ли ее?»), с надеждой думает о своем старшем брате: «Скоро он вернется из армии и возьмет нас к себе». Не знает, где будет потом учиться и сможет ли учиться.

В соматическом состоянии юноши нет каких-либо болезненных нарушений, кроме послеоперационных изменений. При исследовании внутренних органов отклонений от нормы не обнаружено. В неврологическом статусе — легкие микросимптомы в основном со стороны лицевой иннервации и сухожильных рефлексов. Выражены вегетативные реакции.

Координаторномозжечковые пробы уверенные. Краниограмма без патологии. Больному проводится соответствующее урологическое лечение. Упор сделан также на психотерапию не только общекорригирующего содержания, но и антиэнуретическую.

Изучая динамику болезни этого пациента, можно отметить ряд пограничных нервнопсихических расстройств, возникавших на разных этапах его жизни, имевших разную выраженность и различное качественное содержание. До 7 лет он был психически здоров, несмотря на эписпадию.

Но когда перенес острую психическую травму (гибель матери и арест отца), обнаружил кратковременную субпсихотическую реакцию («ноги подкосились, дыхание перехватило») истерического генеза в понимании Е. Kretschmer, перешедшую в невротическое состояние, продолжавшееся около года.

В дальнейшем клиническая картина болезни стала определяться не только невротической депрессией, но и деформацией характера преимущественно астенического типа. Речь идет главным образом о смешанном патологическом формировании личности, обусловленном не только не разрешившейся психотравмирующей ситуацией и напластованием последующих неблагоприятных воздействий (передача детей в детский дом и пр.), но и болезненным переживанием своего физического дефекта, который ограничивает возможности общения с людьми, эстетически неприятен и вызывает постоянное тягостное чувство своей неполноценности.

«Недержание мочи и кала»,
М.И. Буянов

Популярные статьи раздела